чатление, что последует обстрел наших самолетов. Однако мы рассуждали с позиций советских летчиков, воспитанных в духе героизма. Тем временем вражеский пилот думал лишь о своем спасении. Вывел самолет из пикирования, прошел над самолетами 1-й эскадрильи на высоте 250—300 метров и набрал скорость, явно собираясь ретироваться. В момент, когда МЕ-109 находился на границе аэродрома, Гнидо дал вторую очередь. Через несколько секунд МЕ-109 произвел вынужденную посадку в поле с убранными шасси.
Весь этот эпизод был настолько скоротечен, что ни одна из зенитных установок не успела произвести ни
одного выстрела.

Как только МЕ-109 сел, командир дивизии генерал Ухов, тоже увлеченно наблюдавший за действиями майора Гнидо, приказал доставить к нему немецкого летчика. Буквально через 5—10 минут он с испугом на лице сошел с «виллиса», хромая, подошел к генералу, стал по стойке «смирно». Был одет в замшевый костюм коричневого цвета, спортивного покроя, на груди блестели боевые награды.
Вылет бомбардировщиков, которые должна прикрывать 1-я эскадрилья, задерживался, и генерал Ухов раз-решил нам перейти в готовность номер три. Собрался весь летный состав. Беседа с только-что сбитым немецким летчиком была особенно интересной для молодого летного состава, который во все глаза наблюдал классический пример наивысшего мастерства одного из вы-дающихся асов — майора Петра Гнидо.
Естественно, первый вопрос был: «Почему вдруг немецкий летчик прилетел один?» Переводчик перевел ответ: «У меня были хорошие товарищи, но я заблудился в вашем небе и потерял их». Всеобщий хохот, реплики: «Хороши товарищи, ничего не скажешь...»